По прибытии в лагерь Власов отказался выйти на поверку вместе с пленными солдатами, настаивая, чтобы поверка офицеров проводилась отдельно.[7] И порядок поверки был изменен. Возможно, этот факт понравился руководству лагеря, так как это не было свойственно представителям Красной армии.

Ежедневно Власов Андрей Андреевич должен был отвечать на вопросы немецких офицеров.

Во время этих допросов Власов высказывался о намерениях использования против Красной армии русских военнопленных, предлагал создание соответствующего русского центра.[8] Скорее всего, Власов пытался заинтересовать немцев. Такое впечатление, что он не понимал, что Германия воюет против России не с целью возрождения русского государства. А борьба с большевизмом - не более чем пропаганда в интересах этой власти.

Из записки советника министра иностранных дел Германии Хильгера от 8 августа 1942 года: «Для него, Власова, а также для большинства военнопленных советских офицеров победа Германии представляет предпосылку для дальнейшего существования, в то время как со стороны Советского правительства их ожидает только смерть».[9]

Таким образом, речь идет о собственной жизни Андрея Андреевича. А так как ею он дорожит особенно, то ему ничего не остается, как работать на немцев.

В Виннице по приказу полковника фон Ронне с Власовым встретился капитан Штрик-Штрикфельдт.[10] Необходимо уделить особое внимание этому человеку.

Вильфрид Карлович родился в 1897 г. в Риге. В 1915г. он окончил гимназию в Петербурге. До конца Первой мировой войны служил офицером в русской армии. С 1918 по 1920 г. участвовал в Белом движении. Затем 4 года работал по мандату Международного Красного Креста и Нансеновской службы по оказанию помощи голодающим в России. С 1924 по 1939г. представлял в Риге германские и английские предприятия. С 1941 г. - переводчик и офицер вермахта.[11]

Вот так вспоминал первую встречу с русским генералом капитан Штрик-Штрикфельдт: «Власов произвел на меня положительное впечатление своей скромностью и в то же время сознанием собственного достоинства, своим умом, спокойствием и сдержанностью, а особенно той трудно определимой чертой характера, в которой чувствовалась скрытая сила его личности. Это впечатление еще усиливалось всей его внешностью: бросающимся в глаза ростом худого широкоплечего мужчины, внимательным взглядом через толстые стекла очков, звучным басом, которым он, не спеша, четко излагал свои мысли. Иногда в его словах проскальзывали нотки легкого юмора. Он рассказал мне о своей жизни».[12]

В плену отношение Власова к немецким военным меняется. Об этом хорошо написал Штрик-Штрикфельд: «Первоначальное недоверие Власова рассеялось благодаря тактичному обращению с разбитым противником со стороны немецких офицеров и рыцарскому отношению его врага в боях у Волхова генерал-полковника Линдеманна. Этим подтвердилось то, во что он, в сущности, хотел верить: что немцы были не чудовищами, а людьми и, как солдаты, уважали противника .

При следующем моем посещении генерала Власова я должен был много рассказывать ему о Германии. Его интересовало все. Но прежде всего он хотел знать больше о германских целях войны. Надо сказать, что знал он уже поразительно много».[13]

Вскоре капитан поставил решающий вопрос пленному генералу: «Не является ли борьба против Сталина делом не одних только немцев, но также, и в гораздо большей степени, делом русских и других народов Советского Союза? Он задумался. Потом он рассказал мне о долголетней борьбе за свободу, которую вели крестьяне и рабочие, офицеры и студенты, мужчины и женщины. А мир наблюдал и молчал. Из экономических и иных корыстных побуждений с советской властью, держащейся на крови, заключались договоры и союзы. «Может ли все это ободрить народ, чтобы он взял в свои руки свою судьбу?» - спросил он.[14]

Вопрос на вопрос - это показатель сомнения. Видимо, у Власова оно было. С одной стороны, Власов считал, что в Советском Союзе не только народные массы, но и многие военные, даже ответственные работники, настроены хотя и не против советской системы, но против Сталина. Террор подавляет в России всякую попытку к созданию организованного движения сопротивлении».

С другой стороны, он спрашивал: «И как вы представляете себе практическое участие русских в борьбе против Сталина?»

Штрик-Штрикфельдт: «Я сказал, что мы сами в начале похода верили в освободительную войну, в освобождение России от большевизма. Я говорил о бедственном положении военнопленных, которое, к сожалению, нам изменить не удалось. Я сказал ему и о том, что вожди национал-социалистов одержимы высокомерием; а потому слепы и не склонны разработать разумную политическую концепцию. Следствие этого, прежде всего, катастрофическое положение 50-70 млн. людей в занятых областях. Позиция же германского офицерского корпуса иная».

Страницы: 1 2 3 4

Церковь и религия при Ярославе Мудром. Митрополит Илларион.
Во времена Ярослава христианская церковь получила на Руси более широкое распространение и приобрела определенный вес в обществе. Этому способствовал и сам великий князь, который, по отзывам современников, отличался большой набожностью, знанием церковных сочинений. При жизни он получил прозвище "Мудрого». Ярослав заложил великокняж ...

Правление Екатерины II
Став императрицей, Екатерина II (1762-1796) стремилась всемерно упрочить свою власть, устранив при этом влияние высшей чиновной аристократии и ее орудия - гвардии. Одним из первых шагов, направленных на укрепление ее положения на престоле стала реформа Сената, целью которой было ограничение его функций в управлении государством. В декаб ...

Производство боеприпасов
После заключения в июле 1923 г. договора о реконструкции военных заводов и поставках артиллерийских снарядов рейхсверу, фирма «Крупп» помогла советской стороне наладить производство боеприпасов. В докладе о работе «Метахима», направленном Розенгольцом 19 июня 1924 г. Дзержинскому (ВСНХ), Рыкову (СНК) и Троцкому (РВС СССР), сообщалось, ...