Во время следствия и заключения Потанин вспоминал друга как истинного защитника Сибири: "Ядринцеву, отдавшему жизнь на служения интересам Сибири, пришлось теперь терпеть в комиссии неприятности из-за крепостного крестьянства России". Даже во время пребывания под следствием, публицист продолжал работать и "как только открывались камеры, он уходил. Часто запирался в чужих камерах. Он завёл множество знакомств, и каждый вечер возвращался в свою камеру с запасом сведений и рассказов. Мы беседовали, обсуждали собранное. Эти материалы потом составили содержание его книги "Русская община в тюрьме и ссылке". Всё это закрепило за ним роль публициста, которой он остался верен до гроба. "Ядринцев никогда не изменял Сибири и бессменно стоял на страже её интересов. Нет другого такого публициста, который бы в такой мере сросся всеми фибрами с Сибирью; он по справедливости мог сказать о себе "Сибирь – это Я!". Всякую обиду нанесённую Сибири, он чувствовал в своём сердце, как тяжкий удар". Квартира Ядринцева сделалась центром, объединившим колонию в Петербурге. Сибирская учащаяся молодёжь собиралась к нему по вечерам в определённые дни недели. Важные сибирские чиновники и губернаторы перед отъездом в Сибирь делали визиты к Ядринцеву. Имя его сделалось известным всей Сибири. "Униженные и оскорбленные" в Сибири нашли в нём свою защиту; сибирский произвол в нём свою грозу".

Он был истинно предан своему делу и "Восточному обозрению". В своих воспоминаниях В. В. Берви-Флеровский писал о сотрудниках названной газеты: "Это были люди, которые составляли цвет сибирской интеллигенции. И кроме них не было людей, способных редактировать подобный орган сколько-нибудь грамотно и сносно". Ядринцев сотрудничал с Казнаковым и по его распоряжению ему был предоставлен доступ в архивы и канцелярии. Живя в Омске он знакомился с Сибирским чиновничеством и сибирской канцелярией. Казнаков превратил его в литератора, прикомандированного к генерал-губернаторской канцелярии. Он поручил ему составлять докладные записки по разным общественным и административным вопросам и назначал членом-экспертом в разные комиссии". Так, например, Ядринцев принимал горячее участие в комиссии, обсуждавшей вопрос о русской колонизации в киргизской степи. Тут он должен был выступить в защиту земельных прав аборигенов степи, кочевников. Эти дни, проведённые им в сибирской провинции, познакомили его как с высшей администрацией края, так и с мелкими чиновниками. Он заглянул в тайны управления, познакомился с предначертаниями высшей местной власти: Казнаков делился с ним своими намерениями и проектами. Знакомство с чиновниками, которые ближе стояли к населению и провели в крае десятки лет, – было интересно для него рассказами о своих наблюдениях и преданиями, которые они слышали от своих предшественников. Ядринцев пишет и рассылает по всей Сибири письма, приглашая городские управы откликнуться по вопросам. Часто приходилось Николаю Михайловичу произносить речи на заседаниях Вольно-экономического общества. Соратники Ядринцева по областническому движению отмечали, что он был преданным другом и единомышленником. "Время проведённое с ним в Петербурге, потом в Омске, Томске и, наконец, в тюрьме совершенно сблизили меня с эти человеком, сделали его моим ближайшим другом и единомышленником и не оставили во мне ни капли сомнения, что он не изменит нашему делу: если я погибну в тюрьме, он на своих плечах вынесет задачу", – вспоминал Потанин.

Мемуаристы часто упоминали о том, что сибирские общественные вопросы не только заставляли Ядринцева оставлять кабинет для публичной трибуны, но иногда заставляли садиться в тележку и ездить по сибирским просёлочным дорогам. Половину своей жизни он проводит в разъездах. Изучает все сибирские музеи, рассеянные по гродам; участвует в археологических экспедициях; иногда сам производит раскопки курганов. Потанин писал: "Несмотря на свою тщедушность, Ядринцев удивлял своей неутомимостью; уже под старость, когда виски его поседели, он принял участие в экспедиции Радлова в долину Орхона… Культура бала у Ядринцева первым пунктом его жизненной программы. Его культ был красота человеческой жизни; он мечтал о развитии науки и вех родов искусства". Его желание делиться своими мыслями с сибирской публикой было велико и непреклонно. Потанин продолжал: "Ядринцев был виден читателю во весь рост стоял перед ним – как бы на пьедестале, как нравственный образец. Это был руководитель сибирского общественного мнения, который импонировал обществу, главным образом, своей преданностью интересам родной области".

Страницы: 1 2 3 4 5 6

Контрреформы 80-90-х годов XIX века. Цензура и просвещение
После отставки П.Н. Игнатьева во главе Министерства внутренних дел был поставлен Д.А. Толстой. Одновременно он был назначен и шефом жандармов. Это был представитель самой оголтелой и твердокаменной реакции. Совмещая в 1866 - 1880 гг. посты обер-прокурора Синода и министра народного просвещения, он стяжал себе славу ярого реакционера и о ...

Подъем национально-освободительного движения
Для национально-освободительного движения царский манифест послужил мощным катализатором в борьбе за равноправие наций и ликвидацию национального гнета. Манифест был опубликован в разгар Всероссийской политической стачки. С 14 по 21 октября Вильно находился в руках рабочих. 16 октября восстали рабочие Ревели и национальные районы Поволж ...

Насильственная коллективизация:  ноябрь 1929 г. – март 1930 г.
К октябрю 1929 г. уровень коллективизации поднялся до 7,0%. Она набирала ход с каждым месяцем, с каждым днем. Если в июне – сентябре ежедневно в колхозы вступало в среднем 7,5 тыс. крестьянских хозяйств, то в октябре – декабре – уже 30 тыс. Реальный ход коллективизации в зерновых районах страны даже превосходил наметки пятилетки. Так, ...